Всё моё –
твоё и это взаимно.
Для детей все кто
не папа и мама, зовутся дядями и тётями.
По сути это верно. Каждому человеку малыш приходится племянником, и
тогда получается, что все взрослые друг другу братья и сёстры. Ну, кто не
слышал расхожую фразу о том, что все мы братья, все мы одним миром мазаны?
Для малыша нет границ – тех, во всяком случае, которые ставят себе большинство взрослых. Малыш может на людях беспричинно смеяться, и никто не скажет, что он дурачина. Он может разглядывать человека пристально, и тот не будет смущаться. Может остановиться посредине улицы и любоваться чем-то ему одному ведомым, и это будет считаться нормальным. Он же невинный ребёнок!
Однако всему есть предел и часто дети незаметно для своей непосредственности и широкой душе, которую мы называем наивностью, его переходят. Тогда и пригодится родительский глаз да глаз.
У меня было обычное советское детство. Двор и игры. Придумывали игры мы часто сами, или они рождались с чьей-то невидимой подачи. Как-то прижились у нас игра в «менялки». Это когда меняешь разные побрякушки вроде колечек и цепочек на другие. Одно колечко за день могло у нескольких людей побывать, а потом к первоначальному владельцу вернуться. У меня для этой игры ничего не было, и потому просто её игнорировала. Но в душе играть хотелось, и я завидовала девчонкам. Игра была исключительно девчоночья. Ну кому ещё интересно с украшениями возиться, кроме женщин, пусть даже и очень маленьких пока.
Однажды мы с мамой пошли к её подруге Люде. Они сели в зале и стали что-то обсуждать. Мне это было неинтересно и непонятно.
- Ангелиночка, иди, поиграй в комнату. Там в коробке игрушки Борины. Найдёшь сама?
Я кивнула и пошла, но первое, на что упал мой взгляд, была шкатулка, в которой лежали совсем недетские игрушки. Но я это не поняла и решила, что там как раз то, что нужно. Перебрала все побрякушки и выбрала самые красивые - два колечка с ярко-красным и белыми камушками, брошку золотистую в виде потягивающегося львёнка и тоненькую цепочку. Решила, что поиграюсь, а потом верну всё тёте Люде, она ведь дружит с моей мамой, значит своя.
Ни маме, ни тёте Люде ничего не рассказала. Но не потому, что боялась или таилась. Просто не видела смысла рассказывать взрослому про детские игры. Мама же в такое не играется, у неё даже драгоценностей никаких нет, ну разве что кольцо обручальное.
Как только мы пришли домой, побежала во двор меняться. Почти сразу за мной пошла мама - звать на ужин. Я ещё не успела никому из девчонок ничего из находок показать и как увидела маму, сразу спрятала колечки. Показалось, что она будет недовольна.
- Что ты там прячешь?
- Ничего. Я чуть поиграюсь, можно? – и побежала с девчонками прочь.
Она меня нагнала.
- Показывай, что у тебя.
Пришлось открывать ладошки. Меня тут же схватили за шкирку и поволокли домой. Было жутко обидно, что даже не успела красоту девчонкам показать. А так хотелось, чтобы мне позавидовали, а то всё я и только я кому-то завидовала. Ещё меня пристыдили, что брать чужое нехорошо.
- Но я же не насовсем, - пыталась я вразумить маму, - поменялась бы и всё вернула.
- Это благодари бога, что сердце моё материнское беду почуяло. Потом бы ищи свищи, позору не оберёшься.
На следующий день мы снова пошли к тёте Люде.
- Мы с тобой вчера так и не смогли поговорить нормально.
Это был смехотворный предлог, но тётя Люда сделала вид, что не заметила. Или она и вправду не заметила ничего?
Пока они болтали, я быстренько проскользнула в комнату и положила в шкатулку всё, что взяла. Когда мама поняла, что дело сделано, мы ушли.
Так в свои неполные пять лет я впервые осознала, что не всё, что я вижу, может мне принадлежать, не весь мир лежит у моих ног - вещи делятся на «свои» и «чужие». Я даже выучила новое слово. Оказывается, если берёшь «чужую» вещь без спроса, это называется «воровство», а сам ты вор.