Родилась моя бабушка в 1920 году в селе Дмитриевском
Ставропольского края на юге СССР, ровно посередине между Чёрным и
Каспийским морями. Вся её семья не «кулаки», а
обычные крестьяне. Работали от зари до темна. Тем и жили.
Бабушка в силу обстоятельств не шибко училась грамоте, но многое
смекала по-житейски. До очевидного сама додумывалась, а что мудрёней,
тому вынуждено училась, извлекая знания из уроков жизни. Никогда не
унывала, даже когда совсем худо, думала о хорошем. Была доброй, но не
жалостливой. К себе снисхождения не просила. Всегда крепилась и
бодрилась, даже если невмоготу.
Многие черты её характера появилась ещё в детстве, когда приходилось
терпеть лишения и голод.
Один случай из её раннего детства запомнился особенно. Она его не раз
пересказывала, когда хотела показать как хорошие и нехорошие слова
влияют на нас с вами.
Семья у бабушки большая – помимо неё ещё две сестры и два
брата. Нравы дремучие, если разглядывать их из настоящего.
Никто соски младенцам не стерилизует, да и нет никаких пустышек. Дали
кусок яблока и соси как хочешь. Если зима, то морковка или свекла. За
детьми смотрят, воспитывают их, но несли бы моя прабабушка за каждым
своим ребёнком смотрела, как сейчас мамаши не надышатся на своё
единственное чадо, заваливая его игрушками и лаская излишним вниманием;
если бы она каждому уделяла столько времени, сколько уделяют сейчас
современным детям заботливые родители; если бы каждого у юбки держала,
опекая и шагу не давая ступить самому, как заботливые мамочки XXI века,
вытирающие нос у двухлетних детей. Если бы она всё это делала, выросли
бы из них совсем другие люди и не случилось бы этого эпизода, про
который я вам сейчас расскажу.
Никто тогда с детьми не сюсюкал, а растили их в труде и относительной
строгости, но не без любви. Только эта любовь выражалась иначе, чем
чрезмерная опека и заботливость. Детей любили так, чтобы каждый из них
становился настоящим человеком.
Когда маленькая Машенька, моя бабушка, вдруг заболела, она не побежала
к родителям жалиться. Скрыла всё настолько, что даже мама её ничего не
заметила. Болезнь оказалась невидимой постороннему глазу – у
девочки заболело сердце. Не от любви и тем более не от горя, да и
вообще никакие её переживания были тут не причём. Хотя, надо сказать, к
её 11 годам Маше пришлось испытать многое, что и не каждому взрослому
под силу выдержать.
Она родилась через два года после Фриды в благодатное время, когда в
дружной семье был достаток. Ещё через два года у неё появилась младшая
сестрёнка с многообещающим именем Надежда. Они со старшей
сестрой рано начали вносить свой вклад в дело помощи семье. Пока мать
занята по хозяйству, девочки за малышкой присматривают. Если мама
далеко в поле, а Наденька проголодалась, то сами и молочком её напоят
из-под коровы – терпеливо, заботливо из маленькой ложечки.
Когда малышка чуть подросла и стала ходить, девочки взяли над ней опеку
и брали её в свои детские игры. Когда же Наде исполнилось два года, в
семье появился Лёня, и забот всем прибавилось ещё больше. Но какие же
приятные были эти хлопоты. Ещё больше все в семье обрадовались,
появлению Коленьки, и тоже спустя два года. К тому времени Машеньке
исполнилось шесть лет, и вместо искуственных кукол у неё был живой
родной братишка.
К одиннадцати годам, Маша трудилась в семье почти наравне со взрослыми.
Она и считала себя уже большой, поэтому не стала ничего говорить
родителям о своей болезни. Думала, что всё быстро пройдёт, как это
бывало раньше с другими хворями.
Однако болезнь затянулась на несколько дней, и это было удивительно и
непривычно. Сердце у Маши заныло по-настоящему. Вначале сосало под
ложечкой, как после долгого и быстрого бега. Потом трепыхалось, как
будто она гадюку в камышах наступила, потом даже в руку отдавало острой
болью.
Девочка ждала, что всё пройдёт и отпустит, но нет. Неделю сердце ныло
не переставая. Она с большим усилием подавляла стоны, чтобы не выдать
себя родным. Так по-прежнему никому ничего не говорила, даже сёстрам.
Было настолько тяжко всё это преодолевать, что белый свет стал не мил.
Она уже не помогала по хозяйству, а забилась на печку подальше к
стенке, да и лежит - ге знает что делать.
Потом вспомнила, что в райцентре за несколько километров врачица есть и
решила к ней обратиться. Встала спозаранку, прихватила краюху хлеба,
крынку молока и пошла пешком по пыльной сельской дороге сквозь бурьян,
лебеду и амброзию. Идти далеко и только когда солнце уже палило
нещадно, она добралась до места.
Врач, полная женщина средних лет, с короткими крашеными волосами и в
узеньких очках встретила её угрюмо. Видимо не часто к ней дети сами
приходили, но про родителей ничего не спросила. Даже карточки
медицинской не завела. Маша к врачу впервые обращалась. Обыкновенно все
болячки лечились дома, народными средствами. Да и было раньше всегда
что-то совсем простое – ушибы, царапины, простуда или
промёрзшие ноги.
- Раздевайся и на кушетку ложись, - грубо, как показалось Маше,
скомандовала врач после её жалоб.
Девочка подчинилась, и женщина приступила к медосмотру. Стала слушать
грудную клетку через трубочку.
- Дыши глубоко.
Маша задышала сильно, как могла.
- Теперь не дыши, - она затаила дыхание, - не дыши.
Посмотрела врачица язык, глаза, посчитала пульс, молоточком по коленкам
пару раз стукнула и даже в уши заглянула зачем-то и... вынесла вердикт:
- Порок сердца, причём врождённый. Странно, что ты раньше ничего не
замечала.
- Что? – Маша испугалась и удивилась.
- Сердце у тебя плохое, - медик поправила очки и продолжила, -
осторожной надо быть. Тяжести не поднимать, резко не вставать, не
приседать. Прыгать и бегать поменьше, а ещё лучше ходи медленно, чтоб
без лишней нагрузки. Тогда, может всё обойдётся.
- А если не послушаюсь, что случится?
- Сердце не выдержит и помрёшь.
Маша растерялась окончательно. Как тяжести не поднимать, если дома
хозяйство и за братьями уход нужен? Как быть ей, маленькой девочке, уже
добровольно и радостно взвалившей на себя часть домашних хлопот? Ведь
если не будет ничего делать, а только на печке лежать, окажется лишним
ртом в семье. Это считай убогая. Тогда лучше вообще не жить, чем так,
как врач предлагает.
- Вёдра с водой можно носить? – спросила она с надеждой.
- Категорически нет! – замахала руками врач, - Тяжелей пустой
кастрюли ничего нельзя подымать.
- А как же тогда жить? – девочка готова была уже расплакаться
от бессилия.
- Осторожно. Будешь предписания соблюдать, и всё будет хорошо.
- Но я...
У Маши был целый воз возражений и вопросов, но на неё уже не обращали
внимание. Врач что-то чиркнула у себя в большой амбарной книге и,
глянув в никуда, крикнула:
- Следующий!
Ничего девочке не оставалось, как уйти восвояси. Брела она домой сама
не своя. В груди продолжало саднить, а к этому добавилась душевная
боль. Как будто весь непростой, но радостный мир, в котором жила,
рухнул в одно простое мгновение после вердикта врача. Теперь она точно
больная и ничего нельзя делать. Хоть ложись да помирай.
Медленно Маша волочила ноги, боясь бежать и дома оказалась почти ночью.
Мама, увидев её, сразу поинтересовалась:
- Мария, где тебя весь день носило?
- По грибы ходила, - соврала девочка.
Маму не обманешь, та всегда чувствует своё чадо, и потому стала она
тихонько выспрашивать дочь по то, какие грибы находила и почему с
пустыми руками вернулась. Очень хотелось Маше всё рассказать, но не
решалась. Сказала только полуправду:
- В райцентр к врачу ходила…
- Заболела, али как? – встрепенулась мать.
- Нет, просто так, на всякий случай.
- К врачам даже по делу лучше не обращаться. Иди-ка ты лучше, дочка,
покушай с дороги, проголодалась небось.
Маша кивнула и пошла доедать остывшие щи, но еда в рот не лезла. Она
всё думала о врачебном приговоре и прислушивалась к биению сердца,
которое продолжало ныть. Потом легла на печку и уснула в беспокойстве.
Следующая неделя прошла в тайном страхе и думах о близкой смерти,
потому что Маша не стала выполнять никаких предписаний, а жила
по-прежнему. Носила полные вёдра, полола сорняки на огороде, поливала
грядки, убирала навоз, доила корову и бойко носилась по двору. Мало кто
на неё обращал внимание. Такая же, как всегда, а то что внутри пожар,
не знает ни единая душа. Так ей казалось.
Как-то зашёл к ним в гости сосед - дед Василь – большой
шутник и любитель потрепать языком. Поздоровался, сел за стол и говорит
играючи:
- Мария-богиня, ставь на стол пироги мне!
Девочка громко вздохнула. Нет сейчас в доме пирогов, только по
праздникам, о чём тому хорошо известно. Но дед не унимается и
продолжает подзадоривать её:
- Маша, не лежи на печи, подавай калачи!
Он и раньше подобным образом шутил, а Маша в лад всегда отвечала,
тоже шуткой. В этот раз не до смеха оказалось, и она снова
промолчала. Василь, видя, что все шутки мимо цели и бывшая егоза и
озорница серьёзна как колхозный кассир в зарплатный день. Дед спросил
серьёзно:
- Ты не захворала?
Благодаря тому что, в горнице никого больше не было, Маша рассказала
всё. Она давно хотела высказаться живой душе. Ждала помощи в
выздоровлении, потому что всё равно не верила, что всё это смертельно.
Хотела выздороветь и больше не болеть. Пусть даже будет она тяжело
трудиться, будет невмоготу, но это лучше чем болеть и знать, что
приближаешь смерть от каждого сделанного движения.
Василь слушал, не перебивая, и качал головой. В итоге сказал
своё дедовское слово.
- К другому врачу надо сходить. Рано помирать. Завтра утром в
Митрофановку поеду молоко продавать, там врача знаю хорошего - Петра
Ивановича. Мы с ним вместе служили. Он лекарь опытный, многих исцелил.
Если бы не он, меня бы сейчас не было. Помню, было дело, когда наш
взвод попал в засаду….
Тут дед увидел лицо Маши и остановился.
- Про это в другой раз расскажу, а сейчас решай – едешь или
как?
Маша согласилась, и на следующий день к полудню, когда Василь продал
всё молоко, они въехали во двор к его старому товарищу.
Пётр Иванович давно оставил медицинскую практику, но всегда был рад
помочь другу. Выслушал участливо жалобы Маши. Осмотрел её, задал
вопросы про боли, как давно начались и прочие подробности по
самочувствию, а также про её образ жизни, как питается и двигается, чем
обычно занят её день. Девочка рассказывала всё без утайки, не совсем
понимая, как это может помочь. Даже про незнакомые ягоды, что она в
лесу нашла и, наконец, выдохнула вопрос, приготовившись в ответ
услышать подтверждение приговора.
- Дядя, это порок?
Пётр Иванович от души расхохотался.
- Хотел бы я, чтобы у меня такой же «порок» был.
Деточка, здоровое у тебя сердечко. Ты с ним ещё сто лет проживёшь.
Ступай и никого больше не слушай, кто вздумает тебе гадости говорить.
- Правда!? – Маша ещё боялась поверить в своё счастье, - Вы
меня не жалейте, говорите как есть.
- Конечно, правда. Ещё дня два-три и все твои боли пройдут. Меньше
волчьих ягод ешь, и всё будет хорошо.
- Так это дело в ягодах? – обрадовалась Маша, - Вот я дурёха!
Каждое лето их ем, но по паре ягодок, а тут голодная была и решила
наесться вдоволь.
- Ешь морковку, лук и хрен, будь здоров как божий день, - пошутил
пожилой врач и подмигнул, - В малых количествах даже яд полезен, а если
переедать, то и добрая пища в пользу не пойдёт.
Маша радостно кивнула и подпрыгнула. Она уже не могла не верить что
будет жить.
Домой Маша ехала совсем в другом настроении. Душа пела и плясала. Когда
завидела она родное село, в момент соскочила с брички и, махнув деду на
прощание, помчалась во весь дух через яры к дому. Бежала, не чуя под
собой ног, не обращая внимания на пыль, на брехавших за дворами
соседских собак, на подъёмы и крутые спуски. Сердце ходило ходуном от
такого бега, но она уже не дрожала от страха за будущее, а счастливая
улыбалась миру, солнцу, небу, природе, ветру и даже бисеринкам пота,
выступившим на теле. Как это приятно - уставать от бега.
Запыхавшись, взмыленная, вбежала в хату и, увидев братишек, схватила
младшего Коленьку и весело закружила его. Братик оживленно заверещал.
- Держи его крепче, - тихо сказала мама, поднимая голову от стола с
тестом. Потом спросила, - Как твоё сердце?
- Откуда вы знаете? - Маша ошеломленно встрепенулась, - Дед Василь
сказал?
- Милая, неужто я не узнаю, что с родным дитём творится? Материнское
сердце не обманешь. Оно умеет молчать, но оно умеет и слушать.
Всё уже хорошо, мамочка, - вымолвила улыбающаяся Маша.
С тех пор прошли десятки лет. Машенька, повзрослев, сама стала врачом.
Эта профессия оказалась её настоящим призванием. Много где пришлось
поработать, но кто бы ни был перед ней, каждого человека добрым словом
ободряла и утешала. Даже тяжелобольных и умирающих. Каждого взглядом
старалась обласкать. Всегда помнила на собственном опыте, что слово
инструмент в руках любого человека, не только врача. Им можно нанести
смертельную рану, а можно исцелить.
Кто знает, почему врачиха тогда поставила ей такой диагноз без
обследования должного, рямо так сразу? Кто знает, почему не вызвала
родителей её, а сказала всё напрямик? Кто знает, почему дед Василь
вовремя подвернулся со своим знакомым лекарем – мама ли его
попросила или он сам? Кто знает, что это были за ягоды и были ли они
вообще, или Пётр Иванович зацепился за них, чтобы маленькая девочка
поверила?
Слушая эту историю много раз, каждый раз возникали подобные вопросы.
Задавала их бабушке, но она не смогла дать ответ. То ли забыла за
давностью лет, то ли не ведала. Рассказывала она эту историю всякий
раз, когда хотела меня подбодрить и показать, что даже в самой
безвыходной ситуации есть выход, и что не всем можно доверять. Особенно
надо быть на страже с врачами - она этого никогда не скрывала, зная
медицинскую систему изнутри, часто повторяя слова своей мамки о том,
что идти к врачам – последнее дело. Нужно верить в себя и
жить радостно, без устали. Тогда нехорошее слово не сломит, а хорошее
всегда подбодрит, и я как читатель и писатель, согласна с этим
полностью. А вы?
