Крошки хлеба подбирая со стола

Всем рассказам бабушки о своей жизни я всегда верила настолько, что даже мысли не закрадывалось, что она может что-то приврать или приукрасить. Однако в этой истории многое в моей голове просто не укладывается до сих пор. Не могу поверить в такую нечеловеческую жестокость и чёрное равнодушие. Хотя знаю, что всё поведанное бабушкой - чистая правда.

- Бабушка, ну не может такого быть! Не могли они всё забирать, вы бы с голоду умерли, - возмущалась я, когда бабушка рассказывала о голодоморе.

- И всё-таки забирали. Ходили вооружённые продотряды из комсомольцев по дворам. Еду искали. Всё, что находили - изымали. Хоть горсточка зерна, что муки, хоть буряк, ничего не оставляли. Время такое было. Забирали всё у всех. В подвалах и погребах тоже шукали.

- Люди разве не возмущались, не протестовали? Это же их добро! Никто не имел права так с ними поступать! – возмущалась я, выросшая в достатке и никогда не знавшая вынужденного голода.
- Их никто не спрашивал. Если кто сопротивлялся, того убивали или с собой забирали. Он после уже не возвращался.
- За еду!?
- Получается что так, - вздыхала бабушка.

Да, тяжёлое было время. Тем, кто его не пережил, трудно понять, как такое вообще могло быть, когда на дворе зима, а в доме ни крошки хлеба. Даже негде его ни купить ни раздобыть ни выпросить за просто так. Если же эта крошка и появится, а кто из стукачей про это прознает, то тут же придут хмурые дядьки и заберут единственное.

Потому каждый изловчался, как мог. Одни варили корни лопухов, выковырянные из мёрзлой земли, и искали другую полусъедобную растительную поживу. Другие выменивали одежду и скарб на крохи еды. Третьи, лизоблюды, прислуживая начальству, получали «законные» хлебные пайки. Народу в ту зиму в могилы полегло много, умирали целыми семьями – в основном, обычные трудяги, которые хитрить не привыкли и не умели, а о бездомных бродягах и говорить не приходится.

Семья у Марии к тому времени была большая - два брата и две сестры, да батя с мамкой – всего семеро. Попробуй всех прокормить. Не то, что в голод, но и в обычные года приходилось постоянно, не жалея сил, добывать хлеб насущный. Везение семьи состояло в том, что батя не только работяга, но и раздобытной оказался. Он ухитрялся как-то доставать еду в голодомор. То ли выменивал её, то ли батрачил за кусок хлеба, кто знает - он никогда не рассказывал. Пойдёт утром до центра, а к полудню уже что-то съедобное приносит. Если это несколько картофелин, то они варятся и делятся поровну между всеми, даже сытная юшка. Ничего не выбрасывалось, и очистки шли в дело.

Поначалу, ещё с осени, отъёмы продовольствия у населения были добровольные и означали, что люди просто отдают излишки продуктов в колхоз и красноармейцам для перераспределения между нуждающимися. Всё было ещё тихо, мирно и никто худого не чуял.

Уже тогда батя с мамкой смекнули, что дело нечистое. Решили подстраховаться. В безлунную облачную ночь с дочерьми, Марией и Фридой, выкопали два вместительных бурта в разных местах на задах огорода и сложили там стратегические запасы к зиме – картошку, буряки, морковь, капусту, и пшеничное зерно. Всю ночь трудились, не отдыхая и не присаживаясь. Нужно было успеть до рассвета и даже раньше. До того, как проснутся соседи, нужно было не только перенести все овощи в яму, но и засыпать, как положено, укрыть и скрыть все следы. Чтобы никто не догадался, что под луговым дёрном скрываются сытые богатства. К утру все они падали от усталости, но радовались – дело сделано.

В то время, как другие тревожились за будущую зиму, в семье Марии царило относительное спокойствие, потому что про драгоценный бурт знала вся семья, включая даже младшенького Лёньку. Для пущей убедительности перед соседями они делали вид, что тоже беспокоятся. В скором времени предсказание родителей сбылось, еду стали уже принудительно изымать, и, несмотря на запасы, волноваться стали по-настоящему.

Бурт берегли пуще прежнего. Ходили туда очень редко, только по ночам. Да только в голодное время люди искали еду всегда и везде – днём и ночью, ходили на окраины, за соседями приглядывали, выспрашивали и выведывали. Их выследили. Кто и как, неизвестно.

Однажды ночью оба бурта подверглись разграблению. Открылось это быстро Днём кто-то из своих по очереди обязательно туда наведывался. Проходил мимо и приглядывался. На этот раз пошла Фрида и увидела опустевшие ямы. Сердце её ёкнуло безнадёжностью при виде черноты на кипельно-белом снегу. Их даже ничем не прикрыли.

Домашнее семейное расследование показало причастность соседей, с которыми у всей семьи были хорошие, как они тогда думали, отношения. Несмотря на то, что ровный слой следов от уже открытых ям был натоптан в сторону общей дороги и там же рассыпано зерно, родители поняли – это намеренная уловка, чтобы сбить с толку. Невдалеке от тропы отделялась пара следов, а чуть дальше тележная колея, ведущая в обход через луга как раз к соседней хате.

Батя с мамкой даже виду не подавали на людях и детям тоже наказали молчать о том, что было и чего лишились. По-прежнему здоровались и «дружили» с ворами. Нельзя было даже намекнуть ни вслух, ни глазом, что они что-то из еды прятали, иначе расстреляли бы или в концлагеря всю семью отправили. Такие случаи уже были.

Горевать некогда, нужно дальше жить – выживать. Мамка оказалась более осторожной, чем её муж, не такая простодушная и открытая для посторонних. Она тоже сделала осенью схрон еды, но не стала об этом даже в семье болтать. Знали только двое – она да Мария.

Не в собственном огороде они еду запрятали, а под самым носом у комсомольских полицаев – в лесополосе на краю колхозного поля. Шли каждый день-деньской с колхозной работы, а сами тихонько шмыг в лесок. Мария снаружи сторожила так, чтобы её не видно было, а мамка к схрону. В пазуху еду прятали и домой приносили, говоря, что заработали её. Никто этот схрон так и не обнаружил, всё сами съели. Жаль только, что маленький он был, и, как мамка его не растягивала, кончился и он.

Сейчас, уже не узнать, как было бы, если бы те бурты сохранились, но бабушка Мария, даже спустя десятки лет вспоминала о них с сожалением.
- Ах, если бы целыми остались, тогда и братец бы выжил.

Беда всегда приходит неожиданно. Никто не думал о смерти, но она забрала старшего братишку Коленьку. Умер от голода. Точнее подхватил воспаление лёгких и ослабленный недоеданием организм не сдюжил.

Мамка почти не горевала. Внешне вела себя спокойно, ведь надо было о живых думать – о муже и детях.

- Даже могилы Коленьки нет. – Бабушка снова вздыхает.

Мимо ехала подвода, на которую ежедневно собирали тела. Положили туда Колю и повезли. Вся семья его проводила до следующей улицы. Только мамка шла до конца. Рассказала, как скинули всех в общую яму и просто зарыли. Ни креста, ни венка, ни ленты, ни даже номера – вообще никакого обозначения. Спустя годы то место бурьянами поросло, и никто из шалящей советской детворы, конечно, не знал, над чем они играют в прятки.

Беда не приходит одна. Стала помирать и младшая сестрёнка Надя. Опухла от голода, не могла вставать, ходить и даже разговаривать. Огромный живот и студенистые слоновьи ноги не давали двигаться. Только на печке лежа стонала. Мамка догадалась, что и она не жилец, но никому говорить не стала, только тихонечко Марию попросила:

- Сшей ей что-нибудь. Чтоб только завернуть. Её платья вы ещё с Фридой поносить успеете.

Мария любила сестру, но помочь ей ничем не могла - дома не было ни крошки еды. Прорезала она в мешке дырки для головы и рук - получился саван. Там же, на печке, положила. Надя продолжала стонать и пухнуть ещё больше.

Тут надо сказать, что не только батя в семье еду раздобывал. Каждый все, что находил съестного, в дом нёс, чтоб между всеми поровну разделить. Мария не была исключением. Несмотря на наказ мамки, оставила Надю одну помирать на печке, а сама по селу пошла шукать, где и чем поживиться. Повезло ей, набрела на открытое окошко, в котором стояло несколько кувшинов сметаны. Так жили те, кто доносчиком был, и у кого корова цела осталась.

Мария хвать один кувшин – тот, что побольше, и задами, огородами, дерезой домой побежала, только бы никто по дороге не встретился, да добро не отобрал. Прибежала, запыхавшись, поставила кувшин на стол, платком прикрыла и обратно - за следующим кувшином. Как быстро ни бежала – опоздала. Видать обнаружили пропажу, потому что ставни уже закрыты.

Наполовину опечаленная пошла домой. Другая половина ликовала, ведь один кувшин удалось принести, надолго этой сметаны всем хватит. Мария мечтала, как батю с мамкой порадует.

Придя домой, опечалилась полностью. На столе стоял тот же кувшин, так же прикрыт платком, а вместо сметаны – вода. И никого ведь постороннего в хате не было. Ну не могла же Надя сама слезть с печки и всё съесть! Или могла?

Мария полезла на печку тормошить умирающую. Смотрит, а у той всё лицо в сметане и дышит она тяжело – переела с голодухи. Марии обидно до слёз. Она ведь для всех эту сметану несла.

- Зачем ты всё съела? Тебе же помирать. Что мы теперь есть будем? – кричит, а сама трясёт её, как будто так сметану можно вернуть.
Надя в ответ только мычала невнятно. Она по-прежнему не разговаривала, сил не было. Потом пришла мамка, Мария ей пожалилась. Но что сделано, то сделано. Была сметана, и нет её.

Как только Надя при смерти смогла увидеть кувшин, понять, что в нём, самостоятельно слезть, достать тяжеленный сосуд, всё из него вылакать, а потом ещё и Жить захочешь - не то сделаешь. Прравда, сметана та была не даром съедена – выздоровела Надя, и мешок с дырками не понадобился.

Всему приходит конец, даже голоду - пришла весна, полезли росточки разные к теплу и солнышку. Люди стали есть зелень и поправляться. Однако, были и те, кто, пережив зимний голод и холод, уже в окружении еды умерли - от переедания. Никто же тогда не знал, что после длительного голода надо очень умеренно начинать кушать.

На самом деле голодом лечат практически все болезни, включая рак, а тогда был не голод, а сильное-пресильное недоедание. Если бы люди знали правду о голоде и лечебном голодании, очень многие остались бы живыми. Хороша ложка к обеду, а знание в нужный час.
Пережив голодомор, бабушка на всю жизнь осталась очень бережливой. Хлеб и другие продукты никогда не выкидывала и нам не советовала, частенько повторяя в назидание:

- Мусор – это то, чему вы не смогли найти применения.

Мы до сих пор недоеденные чёрствые хлебные остатки собираем и сушим из них сухари, а зимой размалываем в ступке и кормим птичек за окном. Фруктовые и овощные очистки тоже круглый год в дело идут. Используем их в качестве компоста для палисадника, где растут цветы и плодовые деревья. Скажете, мещанство? Нет - житейская мудрость, нажитая непростым опытом предка – моей бабушки.

Галина Клюшина - foretchatte.narod.ru